Внимание, внимание! – Допивая чай, провозгласил папа. – По случаю выходного все, кто за последующие три минуты весь свой завтрак доест, приглашаются на природу!

- Ура! – соскакивая со стула, закричал даже раньше мамы закончивший завтракать Дима! – Ура! Потому что «на природу» - это значит – костёр! Это значит - с папой!.. И, пригласив с собой с удовольствием согласившуюся маму, они пошли. По посёлку. По берёзовой аллейке. К маячившему высоченными соснами парку, где их – Димина и папина – природа и была. Была природа и дальше. Слева, за дорогой, был уже не парк, а очень даже настоящий лес. Но выходной у них был всего лишь один. А чтобы тот лес как следует облазить, им бы пришлось на папиной работе брать отпуск.

Природа здесь, у парка была не хуже ни чуть! Всё было очень даже и по-настоящему. Домов, где жили Дима, папа, мама и все, из-за утыканного соснами бугра не видно было совсем! Как неизвестный зверь, из-за далёкого леса, пугая маму, закричала электричка. Спешила мимо на край света, до которого Дима с папой обязательно потом дойдут, тропинка. А на опушке за кустами – Дима это знал точно – кто-то сидел, хоть папа и убеждал их с мамой, что – нет. Природа была хорошая, не было только костра. И папа с Димой, усадив на брёвнышко у холодного ещё кострища маму, принялись костёр сооружать. Разыскивали засохшие сучья, подтаскивали к месту, а затем их рубили! На чурбаке их с папой туристским топором! Папа – то, что потолще! А затем передал топор Диме, и Дима принялся рубить остальное! Мама заволновалась, она же не знала, что Дима рубить умеет уже давно! Но папа сказал, что причин для беспокойства нет, что он рядом, и мама стала волноваться меньше. А просто смотрела, как Дима, закончив рубить, положил на середину круга скомканную газету. Завалил её тоненькими веточками и травой. Обложил сверху толстыми дровами. И папа, с зажжённой спичкой просунувшись в середину, всё это поджёг. Газета загорелась! Облизанные огоньком, занялись прутики и трава! Заструился дымок! Чтобы не погасло, Дима с колен тут же принялся на этот огонёк дуть! Сначала осторожно! Затем всё сильнее и сильнее! Пока не взметнулось такое пламя, что пролетающая мимо ворона даже на минуточку свернула со своей дороги, чтобы на получившийся костёр посмотреть.

- Хорошо! – произнесла за Диминой спиной мама. И Дима обернулся, чтобы и ей, и папе подтвердить, что – да! Но на брёвнышке оказалась только мама, папы не было! И тут же, Дима даже не успел удивиться, из-за толстенной сосны, перекрывая треск сучьев, голосом страшного филина кто-то сказал: «Ух!..» И ещё!.. И ещё!.. Жутко рассмеялся и уже, наверное, собрался кого-нибудь съесть! Но Дима с коленок уже вскочил! Загораживая маму, с толстой палкой в руках уже стоял! И, не мигая, только и ждал, когда это из-за дерева выйдет.

И оно вышло! Притворилось охапкой сушняка, и, из стороны в сторону раскачиваясь, двинулось на них! От неожиданности Дима даже на пол шажочка отступил! Но мама из-за Диминой спины страшилищу сказала: «Не боимся! Не боимся!» И тут же поверх хвороста высунулась голова, и это оказался папа! С дровами! Вышел и спросил, здорово ли у него получилось, и сильно ли мама и Дима испугались. Мама ответила, что кричать филином у папы получилось, но испугать ни чуточки не удалось. С таким защитником, как Дима, она не убоится ни кого. И только сам Дима молчал и ничего не говорил.

Потом они ели. Насаживали на прутики сосиски, хлеб! И те, поджариваясь над углями, так пахли, что если бы так только было можно, то Дима всю свою будущую жизнь только бы и ел, что жареные на костре сосиски и хлеб.

Потом пили из термоса чай и смотрели, как, совсем рядом, по сосновому стволу гоняются друг за другом две маленькие задиристые белочки. А когда те, сердито цокая, скрылись из глаз, и папа, и мама, и Дима принялись – кто больше попадёт – бросать сосновыми шишками в пенёк. Больше всех попал папа. Выпятил грудь, обрадовался! Но никто на него за это даже и не обиделся. Мама даже сказала, что так должно и быть.

Зато Дима нашёл несколько забившихся под куст сухих шаров перекати-поля! По одному их на угли бросал, а те, всем шаром разом огоньками загораясь, так трещали! И был как будто фейерверк!

Затем мама осталась ворошить прутиком угли, а Дима с папой чуточку отошли и немножко поперебрасывались Диминой летающей тарелкой. Затем они просто сидели; вместе, втроём. Папа. Мама. Между ними Дима. Было пасмурно, но не грустно. Где-то гулко стучал дятел. Было хорошо.

Александр Петербургский